...

[lenskiy]

Я себя пугаю, если честно. Сегодня изучала программы парижских театров на этот год, поймала себя на мысли, что нигде нет ничего нового, все уже сотню раз видено, да и театр мне наскучил. Впрочем, мне еще в Авиньоне казалось, что все вроде как хорошо сделано, но не вызывает совсем никаких эмоций.
Театр. Наскучил. Что мне вообще тогда остается? В лекторы я не хочу. Технические переводы обрыдли, художественные больше похожи на благотворительность. В музыканты -- поезд давно ушел.
Надо проверить: если совершенно пустая сцена без освещения все еще вызывает внутреннюю дрожь и запускает воображение, то не все потеряно.

Читаю статью про катарсис у Аристотеля (называется "Истинный аристотелевский катарсис". Автор констатирует, что сам Аристотель нам точного определения не оставил, но можно попытаться его вывести. И заводит шарманку про то, что катарсис обуславливает двойная позиция зрителя: с одной стороны -- он наблюдает события со стороны, что позволяет ему сочувствовать, с другой -- сам в них участвует посредством идентификации, что вызывает в нем ужас; быстрая последовательность событий в данном случае уравновешивает зрительские эмоции -- эдакая калибровка души. (В общем, почти то, что я пишу в первой части диссера. Опять двадцать пять. Пора смириться с тем, что ничего нового уже сказать нельзя, о литературе и театре все сказал Аристотель, а Монтень потом немного дополнил...)

С другой стороны -- самоубийство в этом отношении интересный феномен. В отличии от убийства или "обычной" смерти, оно не должно быть сопряжено с ужасом. Если посмотреть на персонажей, то скорее ужас перед лицом опасности ведет к самоубийству, а не наоборот. Герой, решивший вонзить кинжал себе в грудь, обычно настроен решительно и бесстрашно -- ведь теперь смерть находится в его власти. То есть зритель (или читатель) страха испытывать не будет -- остается только сочуствие (и то -- если персонаж был благороден). Вопрос: что испытывает зритель той частью себя, которая идентифицируется с персонажем? Или идентификация в этот момент исчезает и остается только взгляд со стороны (что маловероятно)?

Надо бы, наверное, в данном случае проследить динамику возможного мира по его состояниям (по вариантам возможного мира, хотя я боюсь, что это будет просто перевод драматургического анализа в другие термины), не ограничиваясь, впрочем, только сочуствием и ужасом (мелодрама в этом отношении сложнее трагедии), и посмотреть, какое состояние возможного мира обуславливает суицид -- и что там творится с читателем. Все-таки мое первоначальное разделение проишествий на действия и события, которое я уже думала удалить из первой главы, мне еще может послужить -- интуиция оказалась верной.

А если идентификацию читателя рассматривать не через идентификацию с персонажем, а сразу расширить рамки до возможного мира (я - одновременно и хороший персонаж, и злой), то все становится еще интереснее... В общем, мы еще повоюем на этом поприще. Почему бы не предложить свое определение катарсиса?.. :Р