Ну что же, большая игра началась. В прошлый вторник любезные Rita Twitter и Кролик Пушистохвост дали мне по шесть случайных слов (за что им моя искренняя глубокая благодарность), а я начала писать с этими словами небольшую историйку. Что вышло, то вышло (слова прошлой недели выделены курсивом), тапками просьба не кидаться и в пианиста не стрелять, а просьба дать графоману еще случайных слов (да побольше, побольше!!!) для продолжения, которое выйдет через неделю. 
В пыльном, темном кабинете, где воздух пропах мятой и миртом, где по углам свисает серая паутина, он сидит в глубоком кресле и смотрит на меня. В длинных, узловатых пальцах, в руках, расчерченными выступающими венами, он сжимает зеленую пробирку с бурлящим
зельем. Взгляд его пронзает. Острый крючок вцепляется мне в живот, и я чувствую, как он тянет меня к себе за невидимую леску. Невыносимо медленно, шаг за шагом выступая из черного угла, отделяясь от темноты, я приближаюсь к нему, не в силах и не смея отвести глаз. Тягостная, нерушимая тишина висит между нами.
читать дальшеКогда через целую вечность я подхожу достаточно близко, он резко дергает за леску, и я опускаюсь перед ним на колени. Крючок раздирает мои кишки и выпадает, окровавленный, наружу, покачивается в воздухе. Он улыбается, не говоря ни слова, и протягивает кипящую пробирку. Завороженно беру ее и поражаюсь, как холодно стекло.
– Пей, – шепчет мне он.
Не в силах ослушаться, осушаю свою чашу до дна. Тонкий ручеек стекает вниз по горлу, выжигая внутренности. Боль настолько невыносима, что я не могу даже закричать. Боль сковывает меня, накрывая лицо маской застывшего ужаса.
В другой руке у него круглая булочка. Он разламывает ее пополам, обнажая белую, мягкую, ноздреватую плоть. Одну половину нежно вкладывает в мой разверзнутый гримасой страдания рот, другую, скатав шариком, заглатывает сам и начинает медленно жевать. Так проходит еще одна вечность.
Наконец он встает. Наклоняется. Подхватывает меня под мышки и поднимает. Ноги не держат меня. Я непроизвольно сглатываю, и мякиш, успевший разложиться в слюне, уходит вниз по пищеводу. Как ни странно, боль успокаивается, остывает, отпускает. Обнимаю его за шею. Сквозь красные занавески лунный луч проникает к нам и гладит слившиеся тела.
И раньше я видела его во сне, но никогда не подбиралась так близко, никогда не заглядывала в лицо. Однажды передо мной была пропасть, бездонная, бескрайняя. Все было пропастью, и я стояла на маленьком пятачке застывшей магмы, не в силах сдвинуться. Он подошел ко мне со спины, подхватил на руки и занес над пустотой, и я ослепла, и не помнила ничего, кроме тепла рук.
В лучах лунного света все кажется выдуманным. Он крепко держит меня, но я начинаю терять опору. В лучах лунного света он расплывается, теряет контуры, он тает, и я впитываю его всей кожей, он тает и растворяется во мне, и вот от него остается последний атом, голубым пятном пульсирующий в полумраке кабинета. Аккуратно взяв его двумя пальцами, подношу к губам и нежно целую, и на глазах моих из еле видной точки лепесток за лепестком распускается огромный цветок, ярко вспыхивает и исчезает, не оставив и пепла.
В этом году весна не придет, понимаю я, и мертво опускаюсь в кресло. Он растворен во мне, не хватает самой малости, не хватает одной частички, которую поглотило Мироздание. У Мироздания есть калькулятор с огромными кнопками, и каждую ночь оно сидит, стуча по ним эфемерными пальцами, и считает, считает, считает, кому оно сколько должно, кто должен ему, а с кем оно в рассчете. Я, видно, у него в должниках, но как мне вернуть ему долг? Не знаю...
Полупустое чрево межзвездного корабля прячет капитанскую рубку. Капитан снял наушники и устало смотрит на меня. Мониторы за его спиной чернеют и поблескивают отражениями ламп, иллюминаторы прячут звездную пыль, метелью окружившую наш корабль. Ночь ли сейчас, день ли, – здесь ничего не понятно. Вновь я вне времени и пространства. Он устало смотрит на меня. Открытый, высокий лоб глубоко бороздят морщины, в полупотухшем взгляде видно все то, что ему довелось пережить, и все то, что еще доведется. Но его самого, его настоящего здесь нет; он устало смотрит на меня, спокойно ожидая, что я ему скажу или не скажу, а сам летает где-то далеко, за пределами звездной пыли и вселенной, там, где распростер свои объятия абсолют...
– О чем вы задумались? – спрашиваю, украдкой любуясь проседью в его волосах.
– Я? – вздрагивает он, и возвращается из контрапункта Бытия в настоящее время.
– Я? – вздрагивает он, и лицо его стареет на десяток лет, едва уловимо.
– Я? – вздрагивает он, и дыхание его сбивается, и сердце пропускает два удара.
– Да так, ни о чем.
И продолжает устало смотреть на меня, и убегает обратно. Нет, нет у него того, что я ищу, и весь мой путь был напрасен. Вспоминаю тепло голубого цветка на губах и жестоко выдергиваю собеседника из блаженства безвременья:
– Пора расставаться, мой капитан.
Мой капитан, мон женераль, мой генерал с жесткими скулами и добрым ртом равнодушно разворачивается к пульту и нажимает одну из кнопок, замерших в ожидании под его пальцами. Со спины потянуло холодом. Разворачиваюсь, отталкиваюсь левой пяткой от пола и прыгаю в пространство, царапая кожу до крови о застывшие льдинки звездной пыли.
Белый, ослепительно белый свет заливает все вокруг, размывает все границы, все предметы, всё. Не вижу и не чувствую своего тела, шевелю рукой и не знаю, где она, пытаюсь шагнуть вперед, но не понимаю, стою или лежу. Все вокруг слилось в единое целое, и только где-то вдалеке пульсирует крошечное красное пятно. Цепляюсь взглядом и тащу себя, словно Мюнгхаузен, на поверхность. Только бы выплыть, только бы не раствориться и не потерять себя в этом свету.
Пространство обретает очертания и четкость, я уже различаю формы предметов и слышу два глухих голоса:
–... заходил сегодня с утра, сказал, у нее чесотка, мазь прописал...
– Страсти какие! И когда снова придет?
– Сказал, через неделю.
Проплываю прозрачной тенью над двумя старушками, пьющими бергамотовый чай из пузатых чашек в красный горошек. Сливаюсь с облаком пара и лечу высоко, высоко, высоко...
-
-
14.03.2014 в 01:36Пожалуй, космическое путешествие заворожило меня больше всего.
Белый, ослепительно белый свет заливает все вокруг, размывает все границы, все предметы, всё. Не вижу и не чувствую своего тела, шевелю рукой и не знаю, где она, пытаюсь шагнуть вперед, но не понимаю, стою или лежу. Все вокруг слилось в единое целое, и только где-то вдалеке пульсирует крошечное красное пятно. Цепляюсь взглядом и тащу себя, словно Мюнгхаузен, на поверхность. Только бы выплыть, только бы не раствориться и не потерять себя в этом свету.
невероятно сенсорное описание))
комплект на новую неделю:
углерод
штатив
осколок
блик
дельфин
звон
-
-
14.03.2014 в 02:23Уфф, оно читабельно и даже местами завораживает, как камень с души свалился. ) Жанр, наверное, пока неопределим ) Спасибо за отзыв и за слова, будем превращать атомы в углероды